- Красиво, Андрей, пишешь, спасибо. Но если вернуться на землю – почему же все-таки именно «Битлз»? Почему они стали тем, кем стали? Откуда такое волшебство? Все предположения пока на уровне мистики и магии, но все в мире поддается анализу, даже музыка.
- Ты же сам сказал – волшебство! На самом деле это никак не поддается никаким объяснениям. В Англии, в Америке были тысячи ансамблей, как две капли воды похожие на них. Причем «Битлы» довольно долго были не лучшими. Но вот на этом все объяснения заканчиваются. Дальше логика бессильна. Они не были писаными красавцами, не были виртуозами. Почему вдруг какая-то Божья сила стала действовать именно через них – это вопрос случая, возможно – чуда, которое на свете бывает раз в тысячу лет…
- Примерно так, как было с Бахом?
- Не-а.
- Не-а?
- Баха можно разбирать с точки зрения теории музыки, он действительно был новатором. «Битлы» же новаторами стали значительно позже, году в 66-м, 67-м. А в ту пору, когда человечество сошло с ума по их поводу, они играли совершенно дешевую… нет, не то слово… совершенно нормальную поп-музыку. И не сделали ровно никакого открытия. Была просто какая-то новая энергетика, которую невозможно измерить никаким прибором.
- Можно понять, отчего весь наш юмор вышел из Одессы. Есть города, которые содержат энергетику изначально. Может, секрет в Ливерпуле?
- В таком случае из Ливерпуля больше ничего хорошего не вышло.
- То есть этой тайны и Ливерпуль для тебя не приоткрыл?
- Нет, я понял, что как явление «Битлы» могли появиться только там. Ведь к тому моменту в Ливерпуле было , по-моему, что-то около 1200 групп. Для крохотного городка, где весь центр можно обойти за 15 минут, это невероятно. Ты можешь представить – в таверне Cavern Club «Битлы» играли днем! Это называлось: ланч-пати. То есть секретарши забегали на полчаса пообедать гамбургерами.  И заодно слушали «Битлз». А вечером там играли более знаменитые команды. И за день через каждый такой подвальчик проходило пять-шесть групп – так их было много.
- А что, в Лондоне было потише?
- Лондон более цивилизованный, более интернациональный. А там, в Ливерпуле, все-таки есть здоровая безысходность. В барах банки из-под пива бросают на пол, к концу работы их уже по колено, там до сиз пор танцуют старинные морские танцы, бьют друг другу морду – обстановочка очень рок-н-ролльная… Но я считаю, чудо могло появиться в любом месте. Это сейчас мы, с нашей тягой к логике, задним числом пытаемся найти этому объяснение.
- Все связанное с «Битлами» приобрело значение почти сакральное. Я думаю, это вообще выходит за пределы музыки как искусства.
- Это больше, чем музыка. Я себя считаю человеком, далеким от фанатизма и не подверженным истерии. Но в пору битломании я был абсолютно ненормальным. У меня был алтарь, там стояли, как иконки, пластилиновые божки- «Битлы», и я там молился.
Сегодня Ливерпуль живет исключительно «Битлами». Как порт он уже почти умер, а больше там ничего нет. Но это действительно производит впечатление заповедника: люди, что жили с Харрисоном по соседству, до сих пор там и живут. Помнят, как он по двору бегал. Нам это было дико странно: по масштабам легенды, это все происходило словно сто пятьдесят лет назад. А это произошло только что, вчера. И почти все еще живы.
- Но битломания, похоже, уже на излете.
- В Ливерпуле ее поддерживает этот непрерывный, никогда не прекращающийся битловский фестиваль, который, по эстафете, проводит то одна фирма, то другая.Приезжают люди со всей земли, хоть из самой Японии, но похожие на «Битлов» как две капли воды. И играют похоже, часто неплохо. Но это, грубо говоря, конкурс двойников. Это другая профессия и другое искусство. Из каждого подвала слышны песни«Битлз». Там есть такое здание, где в начале 60-хбыла автобусная остановка. Такой «культурный центр микрорайона», где очень любили тусоваться маленькие «Битлы». Теперь там кафе под названием Sergeant Pepper. И все блюда этого заведения носят имена битловских хитов. Love Me Do – это домашний супчик, Lady Madonna – жареный цыпленок, целый битловский репертуар. По-моему, гениально!
А вообще битломания, конечно, кончилась. Если послушать записи Майкла Джексона или даже самого Маккартни, сделанные что-нибудь через двадцать лет, - там зал тоже визжит, но музыкальный тон этого визга на октаву ниже.
- Может, просто публика приходит постарше? Рок, как все на земле, тоже стареет.
- Дело не в возрасте. Дело в степени энергетики. По нынешним меркам, у «Битлов» была очень плохая аппаратура. Озвучить стадион и теперь непросто, а при той аппаратуре я сомневаюсь, что их вообще было слышно. Есть кинокадры, где они выступают в каком-то круглом спортивном зале и поворачивают свои усилители, чтобы по кругу всех немножко «обыграть».
- Но если перед нами экстатический самозавод толпы и уже неважно, слышит она музыку или нет, - связано ли это с искусством вообще?
- Знаешь, я пока ни от кого не слышал удовлетворительного объяснения, что такое искусство.
- Получается, предмет, который собрал на стадионе толпу, как бы уже не важен и мастерство тоже не важно, можно вообще не петь, а работать «под фанеру» - раскрывать рот по старую запись. Толпа самодостаточна и вполне удовлетворена собой.
- Предмет очень важен. Это религиозный экстаз. И даже если музыку не слышно из-за рева толпы – музыка в каждом, кто пришел. Я это очень хорошо помню: нам было достаточно посмотреть немую любительскую киноленту с какого-то концерта – мы по губам угадывали песню, и  немая картина становилась звуковой. Я мог в голове проиграть любую битловскую пластинку, со всеми царапинами.
- И твои первые опыты в музыкальном сочинительстве, наверное, тоже воспроизводили эту пластинку, со всеми царапинами?
- Мы очень мучились, потому что эти вершины были недостижимы. Когда пели из «Роллинг Стоунз», получалось более или менее похоже. Когда же пытались петь что-нибудь из «Битлз», то чувствовали пропасть, которую ни перепрыгнуть, ни перелететь.
- Тоже мистика?
- Помимо мистики, еще и мастерство колоссальное. Они великолепные вокалисты, и у них фантастический драйв. При простой вроде бы игре – потрясающий «резиновый» такой драйв, внутренний такой пульс, а его сымитировать невозможно.
- Кроме двойников-подражателей, ты считаешь, «Битлы» стартанули какие-нибудь заметные явления в музыке?
- Приблизительно с 66-го года они начали делать некоммерческую… не люблю этого слова… музыку, превратив ее в коммерческую. Многие считают, что они вообще убили рок-н-ролл. Ушли в андерграунд, в психоделику, сочинили диск, который признан лучшим в рок-н-ролле: Sergeant Pepper, - но это вообще не рок-н-ролльная музыка. Если бы это сделала другая команда, диск просто бы не заметили, быстро забыли, как некий странный эксперимент. Но за «Битлами» это подхватили все. Они были гениальны, и у них все получалось. А за ними кинулись остальные, но они гениальными не были. И концепция рок-н-ролла разрушилась. Все бросились искать какие-то пограничные зоны, а рок-н-ролл – это ведь три аккорда.
- Ты что, действительно согласен с этим тезисом? Что они разрушили рок-н-ролл?
- Это красивая мысль.
- Мысль красивая, но почему рок-н-ролл должен сидеть безвылазно в этом бермудском треугольнике?
- Рок-н-ролл – это не искусство. Это такой специальный шум, который делается на трех аккордах.
- Возвращаю тебе твой же вопрос – а что такое искусство?
- Вот я и не знаю…