Если вы никогда не видели закат в Южной Калифорнии, считайте, что вы
не жили на планете Земля. Уставший, утративший свой яркий слепящий свет
багрово-оранжевый шар в полнеба, зависнув над горизонтом, медленно
опускается в тёмную синеву океанской бездны. Этот грандиозный
космический вид, если хоть не надолго задержать на нём взгляд, невольно
заставляет задуматься над непостижимостью мироздания и собственного
бытия.
Именно в такой вечер после трудного дня в уютной беседке дома на
побережье сидели два немолодых джентльмена, постаревшие лица которых
знает, по крайней мере, целое поколение землян. Вообще-то их помнили
как великолепную четвёрку, но двое из них уже никогда не смогут
любоваться светилом, прячущимся в океан. Одного бессмысленно застрелили
на пороге собственного дома, а второй, после долгой борьбы с
неизлечимым недугом, проиграл это заведомо неравное сражение и завещал
развеять свой прах над Гангом.
Калифорния. Лос-Анджелес. Кто помнит, тот знает. В беседке
сидели двое оставшихся легендарных битла – мудрый простак Ринго Старр и
нестареющий мальчишка сэр Пол Маккартни.
Засмотревшись на фантасмагорическую картину заката, сэр Пол задумчиво проговорил:
- Джону здесь тоже нравилось.
- Ещё бы! - утвердительно хмыкнул Ринго - И Джордж частенько любил наезжать в LA. Что-то здесь есть такое…
- Несомненно, - согласился Пол.
- Но жить мне нравится всё же в Европе, -продолжал Ринго, - Монте-Карло, знаешь, и наша старушка Англия – это что-то!
- Мне тоже нравится дома. Но время от времени, да и по делам, как сейчас… Но в общем это действительно райские места.
Не отрывая взгляда от океана, Ринго понимающе кивнул:
- Говорят, Ла-Хое подходящая деревушка для обитания. Траволта и Мэл Гибсон прикупили себе там домишки.
- Это под Сан Диего?
- Да.
- Нет, мне это не подходит. В Лос-Анджелесе у меня всегда много встреч… Дела и всё такое…
Ринго опять согласно кивнул, продолжая наблюдать за ежеминутно меняющимися оттенками водной ряби.
- Мне тоже лень заниматься всякой дребеденью. Просто Барбара
что-то рассказывала про это место, но я подумал, зачем? С собой эту
Ла-Хое всё равно не возьмёшь, – и после короткой паузы добавил, - Туда,
где сейчас Джон и Джордж…- С этими словами он повернулся и встретился с
давним товарищем глаза в глаза.
Удивительная всё-таки эта вещь – неожиданно встречающиеся
человеческие глаза… Смотришь друг в друга всего несколько секунд, а
перед тобой мелькает Вечность, и кажется летишь сквозь Вселенную и
понимаешь, что нет там конца и края и чувствуешь, как в причудливо
искривлённом этом пространстве переплетаются параллели человеческих
судеб. До сдавленной боли в груди они ощутили внезапное сожаление, что
редко смотрели так, даже когда были молоды и проводили кучу времени
вместе – в самолётах, гастрольных отелях и на долгих сеансах
звукозаписи. Или тогда было всё по-другому? Когда они были битлами, им
часто просто некогда было так пристально посмотреть друг другу в глаза.
Всем четверым. А в конце их совместной карьеры во время едких перепалок
они вообще часто смотрели в сторону, и только Джон, чтобы остыть и дать
остыть остальным, иногда снимал свои очки-велосипеды и, глядя невидящим
близоруким взором, произносил свою знаменитую фразу: «Посмотрите, - это
всего лишь я…» Потом он надевал очки, и всё начиналось сначала. Поганое
было времечко… Но случались ведь и хорошие моменты. И не мало! Весь мир
у ног и сладостное бремя невиданной славы. Радость творчества... У них
всё получилось! Нет, всё-таки молодость, да и жизнь удалась, и всё или
почти всё было здорово.
- Может что-нибудь выпьем? – с хитрой улыбкой спросил Пол.
Ринго привычно сморщил свой огромный носище и с напускной сердитостью заорал:
- Да! Мне двойной бурбон со льдом и содовой. Ты же знаешь, что я давно не пью спиртное, чёрт побери!
- Риччи, я имел в виду что-то вроде сока… Или английский чай, - тихо и вкрадчиво проворковал Маккартни.
Может от того, что он очень живо представил себе стакан виски с
позвякивающим внутри льдом, а может от чего другого Ринго сглотнул ком
в горле и ворчливо попросил:
- Ананасовый фрэш, если можно…
- Пойду посмотрю на кухне.
«Чёртов Макка!, - подумал Ринго.- ему, можно сказать, о вечном
толкую, а он выпивку предлагает, хитрюга! Всегда был таким -
обаятельным плутом и ласковым хитрюгой!» От досады вдруг вспомнились
многочисленные судебные тяжбы по поводу скандального раздела их фирмы
"Apple", которые, как правило, выигрывали адвокаты Пола, обидные
замечания на репетициях и особенно случаи, когда Маккартни в одиночку
перезаписывал им же одобренные и уже готовые фирменные рингостаровские
партии барабанов… В угасающих лучах калифорнийского солнца нервно
засверкали многочисленные перстни на сильных и длинных пальцах, -
бывший барабанщик «Битлз» стал слегка постукивать по столу: «Правда, у
него неплохо получалось… Хуже, чем у меня, но ничего. Неплохо…» . Ринго
никогда не умел долго злиться, просто не научился.
Когда коварный Макка вернулся с двумя стаканами обычного осветлённого сока, он вяло попытался покапризничать:
- Это что, фрэш? А со льдом нельзя было?
- Пакет с соком всё равно стоял в холодильнике, - невинно
ответил Пол и протянул стакан. Ринго вздохнул, взял сок и неожиданно
спросил:
- Ты всё ещё вегетарианствуешь?
- Да.
- Я потом тебе расскажу, чем французы удобряют спаржу и
брюссельскую капусту. Но тебе этого лучше не знать…- и, спрятав за
стакан улыбку, он сделал большой глоток.
Пол тоже улыбнулся, поняв, что перед ним вновь привычный ему
Ринго – круто посоленный и обильно посыпанный перцем ливерпульский
мистер Горчица – типаж, который можно встретить в любом портовом городе
мира.
Помолчали.
Чтобы чем-то занять руки, Маккартни стал рассматривать ставший
вдруг ярко алым солнечный круг через призму бокала. Неожиданно он
поменялся в лице и едва слышно сказал:
- Токайское…
- Ты опять?
- На фоне заката цвет сока такой же, как у вина, которым меня
угостили однажды. Никогда больше не пробовал такого. По всему миру
искал тот вкус «токайского», но нигде не нашёл…
- Где же тебя угощали таким раритетом?
- В Лондоне.
Пол, явно что-то вспомнив, неожиданно заволновался.
- Риччи, я тебе сейчас расскажу историю, которую никогда никому
не рассказывал, даже Джону. - он немного подождал и добавил, - И даже
Линде…
Снова помолчали.Чувствуя, что Макка находится в нерешительности, Ринго терпеливо ждал.
- Понимаешь, Риччи, я всегда хотел сочинить песню вроде "Besame
mucho»… Очень она мне нравилась. Да и Джону тоже, хотя он и фыркал,
когда мы пели её.
- Помню, помню, как вы горланили её ещё в Гамбурге перед пьяной
матроснёй и проститутками. Ты не забыл, что мы и познакомились-то на
Рипербане?
Маккартни не слышал его.Неотрывно глядя на стакан с соком, он продолжал говорить как бы сам с собой:
- Я всегда чувствовал, что эта песня на все времена... "Поцелуй
меня, - тихонько пропел он скороговоркой. А потом эта гениальная вторая
музыкальная фраза: "Поцелуй меня крепче...", после которой мелодия
льётся уже сама по себе... Поэтому-то мне и хотелось сочинить нечто
подобное…
- И тогда ты сочинил «Yesterday», - вставил Ринго.
Очнувшись от раздумий, Макка вздрогнул, внимательно взглянул на него и медленно отчётливо произнёс:
- Это не я сочинил «Yesterday».
Если бы он сказал сейчас про себя, что Пол Маккартни не мужик, а
трансвестит, и всю жизнь был женщиной, это бы так не удивило.
- Вернее, не совсем я … А точнее - не я один...
Признание в том, что авторство самой популярной песни двадцатого
века подлежит сомнению, заставило Ринго с обескураженным видом
откинуться на спинку и тяжело вздохнуть:
- Что ты хочешь этим сказать?
Маккартни уже с виноватым видом вдруг торопливо и как-то путанно стал объяснять:
- Нет, нет, это не то, что ты подумал! Джэйн Эшер... Ты помнишь её?
- Конечно помню.
- Я тогда жил в её доме, вернее в доме её родителей. Вот там всё и произошло...
- Что, что произошло? - забеспокоился за друга Старр.
- Риччи, я недавно проходил обследование, - внезапно переменил
тему Маккартни, - и врачи сказали, что для своих лет я совсем даже
ничего...
Ринго, еле сдержав предательскую улыбку, озабоченно всмотрелся в лицо Пола и невозмутимо спросил:
- А психиатр тебя осматривал?
- Вот, вот, - обиженно заворчал Макка, - вот из-за этого я никогда и не рассказывал об этом...
- Нет, я просто подумал, - тактично потупив вэгляд, продолжал
неунимавшийся балагур, - столько лет в шоу-бизненсе не прохо...
- Иди к чёрту! не дал ему окончить Пол и шутливо замахнулся.
Ринго мгновенно принял боксёрсую стойку и опустил подбородок:
- Я Величайший! - предупреждающе объявил он и состроил
устрашающую гримасу. Друзья расхохотались, вспомнив давнишнюю встречу
"Битлз" с Кассиусом Клеем. Тогда ни они, ни боксёр не знали, что
сказать друг другу на рекламной встрече для прессы. Клей попросил их
лечь возле него на маты, сказав, что битлы и так самые красивые, а сам,
сжав кулаки, со зверским выражением прорычал это заявление журналистам.
Отсмеявшись, они немного успокоились, и Маккартни уже серьёзно
заговорил:
- Не знаю, Риччи, как тебе объяснить, но, когда я сочинял
"Yesterday", со мной произошёл удивительный и чудесный случай. Я
никогда не забывал о нём, а сейчас, с годами, он вспоминается всё
отчётливее и яснее. Я надеюсь, мы оба понимаем, почему это происходит...
Снова глаза их встретились, и снова они увидели перед собой
пугающую тьму и звёзды в искривлённом пространстве. Ринго Старр
невольно снял свои дымчатые очки и открыл другу знакомый, полный
грустной мудрости взгляд. Заинтригованный таким загадочным началом, он
поудобнее устроился в кресле и вдруг подумал, что таким откровенным
Пола ему видеть не приходилось. Нет, открытым и приветливым Макка,
пожалуй, был почти всегда, но откровенным...
По мере того, как Маккартни стал рассказывать свою историю Ринго
начал живо вспоминать Лондон начала шестидесятых, короткие перерывы
между сумасшедшими гастролями, небольшие квартирки, которые сняли им,
ливерпульским провинциалам, в центре города... Кстати, Макка уже тогда
умел устраиватьлся лучше всех. Познакомившись с молоденькой театральной
актрисой Джэйн Эшер, он так обаял её родителей, что они радушно
пригласили его пожить у них. Мать Джэйн была преподавателем музыки,
когда-то у неё брал уроки сам Джордж Мартин, их студийный продьюсер.
Они тогда все втайне немного завидовали Полу, восхищаясь его
знакомством. Как же, только что из непритязательных рабочих домов и
сразу же в мир богемы ... Макка многому нахватался в этом артистическом
семействе...
- В тот день мы, как всегда, засиделись в студии на Эбби Роад, -
задумчиво продолжал Маккартни, стараясь не пропустить деталей, -
поэтому я вернулся к Эшерам поздно вечером. Тихонько прокрался к себе
наверх, в небольшую комнатку, которую мне выделили. Внизу шумела
какая-то вечеринка, как часто случалось в этом доме, но от усталости
мне не хотелось там появляться. Сон тоже не приходил, и я, сев за
пианино, стоявшее в углу возле окна, стал еле слышно бродить по
клавиатуре, пытаясь нащупать мелодию вроде «Besame…». Примерно через
час моего кошачьего тринканья в комнате вдруг повеяло ледяным ветром. Я
повернулся и увидел, что дверь открыта, а в проёме стоит мужчина
небольшого роста в каком-то театральном костюме – белый парик, как у
лакеев в королевском дворце, старинный бордовый камзол, расшитый
золотой вышивкой, кружевные манжеты, белые чулки и туфли с большими
медными пряжками. Мне показалось, что это один из актёров с вечеринки
внизу, - не захотел переодеваться после спектакля и приехал прямо в
гриме… Странно было только то, что комнатка была почти чердачная, и
коридор всегда был тёплый и душный, а из двери дуло прямо арктической
стужей. В руках у него была бутылка того самого «токайского» и два
хрустальных бокала. Он игриво звякнул ими и, улыбаясь, спросил:
- Разрешите составить компанию?
С этого момента всегда впечатлительный Ринго, немало
поработавший после "Битлз" актёром, внезапно стал ясно представлять
себе описываемое , как кинофильм. Он снова одел очки, закрыл глаза и
отчётливо увидел перед собой незванного посетителя на пороге далёкой
лондонской комнатёнки.
- Я не надолго. Относительно... И постараюсь не помешать Вам, -
извинящимся тоном стал просить странный господин и снова обезоруживающе
улыбнулся.
Чтобы остановить проникающий холод и от неожиданности его
появления, усталый Пол быстро кивнул. Немедленно прикрыв за собой
дверь, гость живенько протиснулся между кроватью и шкафом, водрузил
бутылку с бокалами на пианино и, хлопнув в ладошки, энергично потёр их.
Словно забыв о том, что говорил секунду назад, он изучающе посмотрел на
хозяина и скороговоркой, как-будто соскучившись по человеческой речи,
забросал его вопросами:
- Вы музыкант? Очень интересно… Я тоже, знаете ли, баловался
этим делом когда-то. Сочиняете? Или импровизируете на тему бэс-сс-а-мэ?
– И он профессионально пропел эти слова приятным баритоном.
Оглянувшись вокруг и не найдя второго стула, странный посетитель
привычным движением откинул фалды камзола и самым нахальным образом
прилёг на кровать.
- Я, к Вашему сведению, знаком с автором этой песенки…
Опешив от такого напора и наглой бесцеремонности, Пол не находил
слов для какого-либо ответа и молча смотрел на происходящее с несколько
недовольным видом. Гость явно был с какой-то чудинкой, но точно не
пьян… Из его добрых и ясных глаз лился тёплый проникающий свет, от
которого через мгновение стало легко и как-то спокойно. Он, безусловно,
умел расположить к себе. Нежданно-негадано Макке захотелось поддержать
беседу:
- Мне казалось, что это просто южноамериканская песня…
- И поют её своим возлюбленным испокон века усатые дядьки в сомбреро!
- Ну, вроде того.
- Ха! – гость, довольно улыбаясь, резко привстал на кровати и, глядя как бы сквозь своего собеседника, сказал:
- Это сочинила женщина! Вернее девушка, почти девчушка, ей не
было и шестнадцати. А какая красавица! Персик! Вам бы обязательно
понравилась… Жаль, что она сочинила её за год до Вашего рождения!
Пол ошеломлённо взглянул на человека в нелепом костюме и тихо спросил:
- А откуда Вы знаете, когда я родился?
Гость смутился, опустил голову, задумался, но отчаянно махнув рукой, выпалил:
- Да всё я про Вас знаю! Вы из этих, из «Битлз». Поёте, играете
на гитарах, концертируете… Ваша музыка из фильма, который я посмотрел,
весьма и весьма свежа. А сам фильм, извините, - редчайшая галиматья!
- Ну не мы снимаем кино, а нас…
- Разумеется, разумеется… Кое-что зависит и от либреттистов. Но,
в сущности, не так важно, о чём опера или ваше кино, например. Главное
– это музыка. Вернее чувство, которое выражается в сочетаниях звуков.
Музыка это ведь особенный и единственный язык, на котором возможно
общаться с… - И тут гость многозначительно указал пальцем вверх.
- С космосом что ли?
- Можно и так сказать… Понимаете, если вы слушаете музыку и
сопереживаете её, вы общаетесь с Ним опосредовано, через автора. Но
если вы сочиняете музыку сами, то выходите на Него напрямую. И горе
вам, если ваши чувства при этом будут неискренними. Поэтому, когда вы
просто слушаете плохую музыку, Он глух и не внемлет вам, а когда вы
сочиняете плохую музыку, то, как бы это объяснить попроще, - вы
засоряете эфир и мешаете всем работать, в том числе и Ему…
Маккартни про себя отметил, что местоимения «он», «ему» гость
произносил, хотя и обыденным тоном, но с привычным благоговением в
голосе.
- Ну а как ему наша музыка?
- О! Ваша музыка ужасна! По-кельтски примитивная, хотя временами
приятная и до неприличия наивна. Но она искренняя! Вот в чём загвоздка!
Как вы там поёте: «Любовь не купишь!»? Но ведь это непреложная истина ,
а вы поёте это не назидательно, а с упоительным восторгом… Вот, что Его
подкупи… (прости меня бестолкового), - вот, что у нас всем нравится!
- Где у вас?
- Там, здесь и везде… Не всё ли равно, где и кому нравится
незамысловатая, но хорошая музыка? Разве у вашего ансамбля уже был
серьёзный провал?
- Нет, но…
- Молодой человек, - перебил его странный гость, - давайте,
наконец, попробуем великолепное «токайское». Этому вину, между прочим,
двести лет, и оно требует к себе уважения.
С этими словами он встал и взял в руки бутылку, слегка дунул на
горлышко, и вместе с налётом благородной пыли со стекла осыпалась
старинная сургучовая пробка… Ловко разлив загустевшую жидкость в
бокалы, он внимательно посмотрел через них на свет, - вино было цвета
червонного золота. Повернувшись к Полу лицом, он протянул ему
сверкающий хрусталь.
- Правила хорошего тона обязывают джентльменов перед тем, как выпить, хотя бы представиться друг другу.
Пол взял бокал и почему-то назвал себя по фамилии:
- Маккартни.
Непонятный господин устремил на него свой лучистый взгляд и тихо произнёс:
- Амадеус. Таких, как я почему-то здесь называют ангелами, хотя
мы редко предстаём перед людьми в крыльях... - и, заметив
замешательство, продолжил: - На Земле известен, как Моцарт…
«Нет, явно сумасшедший…», - подумал молодой битл.
- Я совершенно нормальный, - вслух ответил ему таинственный
посетитель, - просто я услышал, как Вы хотели сочинить что-то вроде
«Besame mucho» и зашёл, как говорится, на огонёк. Вы пригубите,
пригубите вино, оно того стоит… - и он едва коснулся своим бокалом о
бокал Пола. Чудесный звук привёл того в себя, и заставил сделать первый
глоток. Волшебный нектар, а то, что он был волшебный, стало понятно
сразу, тёплой всёпроникающей волной разлился по всему телу. В голове
прояснилось, и Пол поверил во всё, что говорил ему этот необыкновенный
человек в бордовом камзоле. В один миг и безоговорочно. Второй глоток,
и он познал истинное блаженство: захотелось говорить с этим приятным и
добрым собеседником о чём угодно и сколько угодно.
Моцарт тем временем снова грациозно прилёг на подушку и
снисходительно смотрел на притихшего битла. Чем-то неуловимым они были
похожи друг на друга, вернее черты лица у одного и другого, кроме формы
носов, были одного типа, а комбинация этих черт была различна.
Маккартни был моложе и гораздо симпатичнее, но, если бы их поставили
вместе, то обоих можно было бы принять за старшего и младшего братьев.
Только одно существенное отличие бросалось в глаза – уши Ангела были
совершенно разные, одно больше другого и с разными рисунками ушных
раковин... Странно. Пол улыбнулся своей фирменной лучезарной улыбкой и
робко спросил:
- А Вы действительно знаете ту девушку, которая сочинила «Besame…»?
- Да, мы встречались однажды. Её зовут Консуэла.
- И Вы тоже угощали её вином?
- Послушайте, Пол Маккартни, - строго и с явным негодованием в
голосе заговорил Моцарт, - Вы на самом деле подумали, что я могу споить
несовершеннолетнюю?
- Не-ет…- испугано ответил тот.
- Тогда знайте, я просто её крепко поцеловал! – и Ангел раскатисто расхохотался.
«Всего лишь, - стал размышлять Макка, вслушиваясь в этот нечеловеческий смех, - как бы не так…»
- Не смейте компрометировать своими неуместными догадками несчастную женщину! Она ещё жива, к Вашему сведению!
- А почему несчастную?
- А, - вдруг равнодушно так махнул рукой Моцарт, - не сложилось
у неё личное…- И всем своим ангельским видом дал понять, что не намерен
говорить об этой Консуэле.
«Он читает мои мысли, - осенило Пола, - это настоящий Ангел! Но
как он стал Моцартом? Я ведь знаю, я про него что-то читал и даже
кое-что слушал. «Турецкий марш», кажется, «Фигаро» и ещё много что…»
- Однажды на Большом Совете мне разрешили на долю мгновения
пожить человеческой жизнью. Вот так и родился у Леопольда Моцарта
маленький Вольфганг… - Отвечая на эти мысли, стал рассказывать Ангел: -
До этого моё предназначение заключалось в посещении музыкантов,
пытавшихся путём сочинительства разговаривать с Самим. Рутинная работа
заурядного редактора! У меня, знаете ли, самый низший разряд среди
ангелов. И статус мой неопределённый... Да, да, - отвечая на
недоумённое выражение лица битла, объяснил Амадеус, - здесь у вас на
Земле своя бюрократия , а у нас там своя иерархия … Всё по образу и
подобию (прости меня бестолкового)… Я отвечаю за музыку, другие за
молитвы, медитации, йогу и так далее.
- Вы же говорили, что музыка - это единственный язык общения! – воскликнул Пол.
- Молитвы, медитации, йога и прочее – это не язык, а форма,
поэтому они проходят по иным ведомствам. Не перебивайте меня, молодой
человек!
В знак молчания Пол поднёс к губам бокал с токайским. Маэстро одобрительно кивнул и стал продолжать:
- Так как я знал, что на Земле мне отпущено немного, пришлось
схитрить и притвориться малолетним вундеркиндом… Что тут началось! Меня
возили по всей Европе, как диковинную мартышку! Для забавы публики я
играл с завязанными глазами и при накрытой платком клавиатуре. Вас ведь
тоже уже начали катать по всему миру? Ещё устанете… Кстати, бывал я и в
Лондоне, именно здесь я разрешил себе накропать первые симфонии. В Риме
местный Папа наградил меня какой-то побрякушкой за то, что я напамять
записал ноты некоего Аллегри, который сочинил ужасающе громоздкое
девятиголосое произведение для двух хоров. Знал бы этот Климент ХIV,
что мы вместе с Самим редактировали этот опус, и я слышал все эти звуки
задолго до их появления! Между прочим, вас с друзьями тоже вскоре ждёт
награда правителя… Не придавайте этому особого значения. И ещё, пока не
забыл: никогда не доверяйте своим импресарио, - загонят, как плохой
кучер лошадей, вольно или невольно обманут и поселят в дешёвых номерах…
Это я знаю по своему земному отцу. Меня успокаивало только то, что всё
оставалось в семье. Да и зачем ангелу деньги? Хотя... Щебетанье
красоток, весёлые пирушки с друзьями...- тут Макка заметил, как у
Моцарта озорно блеснули очи, - Ох! Прости меня, бестолкового! -
спохватился тот и стыдливо отвернулся.
- Мда, но вернёмся к музыке… Я спешил. За ту долю мгновения, что
отведена была мне, я торопился осчастливить людей, как можно больше.
Мироощущение земной жизни вдохновляло меня до безумия, и я совершил
ошибку! Увлёкся… Приоткрыл покрывало больше, чем было позволено,
просыпались звёздные искры, и на Землю просочилась музыка наших
небесных сфер… Немедля, меня отозвали, началось следствие,
разбирательства… Грозило отрешение и неизбежное причисление к падшим… -
Тут он немного помолчал, задумавшись о своём, и встрепенувшись стал
продолжать.- Но мне повезло. Кое-кто шепнул, что в последнее время Его
досаждает ужасными маршами какой-то сапёр, и поэтому Он недоволен моим
кратковременным отсутствием. Я тот час метнулся обратно на Землю и
нашёл этого военного инженера. Здесь, в Европе продолжалась очередная
никчёмная заварушка, люди были перевозбуждены, и этот дилетант возомнил
себя композитором. Чтобы успокоить Его, я помог этому сапёру сочинить
вещичку, которая передавала всеобщее людское волнение, и сделал так,
чтобы он уже никогда не брался за дело, не присущее его прямому
призванию военного.
- И что же это за вещичка? – поинтересовался Маккартни.
- Этот бравый вояка назвал её «Боевой песней Рейнской армии». Каково? Но сейчас это гимн Франции – «Марсельеза»…
Пол чуть не поперхнулся очередным глотком токайского. – Это тоже Вы?
- Да. И меня это спасло от сонма падших. Но с тех пор мне
запрещено творить земную музыку, и могу я только направлять тех, кто
искренне возжелает поговорить с Самим.
- А что было с тем военным инженером, он погиб?
- Да что Вы! Он остался верен присяге, попал в тюрьму, но
благодаря "Марсельезе" его отпустили, и умер он, как, и я на Земле, в
нищете, но в старости и богадельне… Его звали Руже де Лиль.
- Грустно, что его мало кто знает…
- Вы не правы, молодой человек. Кто умер, но не забыт, тот
бессмертен. Это сказал один мудрый китаец, Лао Цзы, кажется. Мне о нём
рассказывали братья из других ведомств… А пока живёт Франция, жив и
Руже де Лиль!
От всего услышанного у Пола шла голова кругом. Привычная
комнатка с Ангелом во плоти Моцарта казалась не знакомой, какой-то
нездешней и даже потусторонней.
- Как вам напиток? – сменил неожиданно тему говорливый маэстро.
– Неправда ли, необыкновенно хорош? – И он заговорщески подмигнул
захмелевшему битлу. – Его рецепт был найден за много лет до моего
земного рождения в провинции Токай, где монахи разрешили крестьянам
собирать на монастырских полях виноград, оставшийся после основного
урожая. Собирали пожухлые ягоды поздней осенью, после работ, когда рано
темнело. Поэтому крестьяне бурно радовались появлявшейся иногда Луне!
Виноград давили, но в соке было много сахара, и его разбавляли сухим
молодым вином. Это восхитительно! Вот так появилось вино королей,
которое Вы сейчас пьёте.
« О чём он говорит? - спрашивал себя Пол Маккартни, - Какие
ягоды, какие монахи, какой такой восторг от луны? Я схожу с ума…
- Ещё нет, мой юный друг, - отвечал ему Моцарт, - у Вас всё
впереди… Вы в преддверии волшебного таинственного путешествия! Пейте
токайское, и Вас ждёт великое будущее… - С этими словами он подошёл к
двери, и распахнув её, поманил за собой Пола.
Повинуясь, Маккартни допил бокал и на тяжёлых ногах добрался до
выхода. Моцарт уже был за дверью и ждал его. Пол хотел идти вслед,
занёс, было, ногу, но увидел, что вместо ожидаемого коридора перед ним
разверзлась кромешная тьма, от которой пахнуло неземным и злым холодом.
Всем своим естеством он съёжился и застыл на месте.
| Группа "Гости" | RSS 
