О МОЕМ ДРУГЕ ДЖОНЕ ЛЕННОНЕ.
Жалко, что я не играл в одной с
ним группе и не болтались мы с ним ни по московским, ни по
ливерпульским и ни по каким другим улицам. Наверное, он был стоящий
человек - не святой, не придурок и не гад.
Своей смертью Джон Леннон поставил меня в очень
неловкое положение. Кто позвонил в ночь с 8 на 9 декабря 1980 года, уже
не помню, но помню, что известие о его смерти пришло именно таким
образом. Как встретил сигнал бедствия закоренелый битломан, догадаться
нетрудно: мой «SOS» ревел всю ночь напролет, ничего не подозревавшие о
нашем горе друзья были перебужены, а наутро тонущего в похмельных
соплях родителя обнаружила первоклассница-дочь.
- Почему папа так расстроен? - спросила Ксюша маму.
- Потому что убили Джона Леннона. Твой папа действительно очень расстроен.
Ребенок
задумался: это имя Ксюше определенно ничего не говорило, но так
убиваться папа мог только по поводу очень важного в его жизни человека.
- А кто он такой, Джон Леннон, мам?
- Джон Леннон был другом твоего папы.
И великолепный отец не нашел ничего лучшего, как хнычущим голосом подтвердить:
- Да, Ксюша, Джон Леннон был самым большим моим другом!
Дурацкий
пафос, но как еще можно объяснить ребенку, отчего отец слезливо пьян и
беспробудно глуп в столь раннее время суток? И как объяснить семилетке,
кто такой в самом деле Джон Леннон?
Представляю себе мысли и
чувства Ксюши. Папа, конечно же, останется дома -- позвонит на работу,
и там все поймут. (Действительно, позвонил, правда, никто ничего не
понял, но на работу не пошел. Не дошел бы.) Он и остальные его друзья,
которые тоже знали этого Джона Леннона, будут горевать до ночи.
С
таким лицом мой ребенок пришел в школу, где, как выяснилось, из-за
болезней каких-то учителей их первый класс кусками рассадили по
десятым, чтобы под ногами не путались и не бездельничали в коридорах,
вероятно. Ксюша попала на урок математики. Надо отдать должное
математичке, она обратила внимание на состояние моей дочери и
осведомилась:
- Что-то случилось, девочка?
И мой ребенок честно ответил:
- Умер лучший друг моего папы. Папа очень расстроился.
Тактичная
математичка, черт бы драл ее тактичность, не свернула разговора, а
стала утешать ребенка и задавать нейтральные вопросы.
Ксюша утешаться не хотела:
- Его убили, - подлила она масла в огонь.
И после Ксюша, как стратегический бомбардировщик, накрыла и математичку, и три десятка вполне взрослых особей:
- Его звали Джон Леннон!
Думаю,
это надо было видеть! Десятый класс московской школы, 1980 год,
- Ксения сумела привлечь внимание аудитории. Полагаю, учительница и
прогрессивные молодые люди несколько изменились лицом и, по-видимому,
задумались: а что эта пигалица может знать о таком страшно далеком и
таком важном человеке? А если знает, какого черта, что общего может
быть у ее ненормального папаши со светлым гением всех времен и народов?
Ну, может, думали они все это в иных категориях, но думали же что-то!
Учительница пришла в себя и вслух прокомментировала ситуацию:
-
Конечно же, это огромное горе для всех нас, -- видимо, это была очень
передовая женщина, особенно учитывая времена, - но почему гибель Джона
Леннона так потрясла именно твоего папу?
И тут моего ребенка
понесло, да так, что все лишились дара речи. Не знаю, какие у всех были
лица в тот момент, но, думаю, вполне даже перевернутые, потому что,
когда ближе к вечеру я пришел за Ксюшей, в глазах бросавшихся от меня в
разные стороны школьников и их наставников плескалась гремучая смесь
священного ужаса и откровенного недоверия. А понесло Ксюшу так:
- Джон Леннон и мой папа были лучшими друзьями - они вместе гуляли, ходили в кино и писали музыку!
Еще
бы им не быть такими друзьями! Если отец льет слезу поутру, а всю ночь
бесился так, что было слышно в противоположном конце города, значит,
это очень серьезно, значит, тут не просто прогулки во дворе, мороженое
или что там еще, значит, ну конечно, музыка. И потом Ксюша добавила:
- Вспомнила! Они играли в одной группе!
Немая сцена.
Получасовые
страдания Ксюши и ее детская попытка понять, что такое был Джон Леннон
для ее отца, -- это самая честная реакция на смерть «нашего Джона».
Потому что ее отец до сих пор не знает ответа на этот вопрос. Хор
плакальщиц, уже двадцать лет тянущий скорбную песню, лжив и лицемерен,
страдания и стоны хронических фанатов «Битлз» неубедительны и
неискренни. И самый простой ответ на вопрос: «Что дал нам Джон Леннон,
кем он был для нас?» - будет такой: он нам не дал ничего и не был для
нас никем. Если бы мы хоть что-то поняли из того, чем он пытался с нами
поделиться, мы были бы другим народом, жили бы в другой стране и
расплачивались за покупки другими деньгами. Власть мы не замечали бы.
Наши музыканты, так убедительно рассказывающие о том великом и
необъятном влиянии, которое оказали на них мистер Леннон и группа
«Битлз», писали бы музыку, хотя бы отдаленно -- очень отдаленно хотя бы - напоминающую ту, на которую они будто бы равняются. А мы, слушатели,
не позволили бы бездарным ремесленникам и помпезным шутам оскорблять
наш тренированный слух. Но этого не происходит, и значит, роль Джона
Леннона в наших жизнях равняется нулю.
По-моему, Марк Чэпмен
выстрелил в Джона Леннона, руководствуясь нормальной советской
психологией: ему просто интересно было посмотреть, а что там у Джона
Леннона внутри. Не может быть, чтобы такой выдающийся человек состоял
из той же крови, что и все прочие смертные! Это классическая совковая
идея: назначить идола на все времена и быть верными ему до конца. А
если подвернется случай, пустим ему кровь! Если правильный идол -
бессмертный, и ничего ему не сделается. Если неправильный - поделом, и
нам не так стыдно после будет за наши заблуждения.
Мысль о том, что мы
можем и даже имеем полное право дышать тем же воздухом, что и
VIP-гражданин, невыносима, от нее всего лишь шаг до мысли совершенно
крамольной: а что, если очень важных и нужных людей можно клонировать?
А если так, нужны ли они нам, эти очень важные люди? «Джон Леннон
изменил жизни миллионов людей на планете, он призывал к любви, доброте
и вообще...» Может, кто-то и правда стал лучше, умнее, добрее и вообще,
но, скорее всего, он стал бы умным, добрым и вообще без виртуального
участия в его судьбе Леннона. Джона Леннона жалко так же, как мать
Терезу, Джими Хендрикса и мою бабушку, что касается меня, так больше
бабушки никто в моей жизни никогда не участвовал. В той, прежней жизни.
Все-таки
жалко, что я не играл в одной с ним группе и не болтались мы с ним ни
по московским, ни по ливерпульским и ни по каким другим улицам.
Наверное, он был стоящий человек - не святой, не придурок и не гад.
Смерть такого друга действительно объяснила бы замешательство и
растерянность моей дочери, которой пришлось изо всех сил объяснять
необъяснимое горе ее отца.
Сергей КАСТАЛЬСКИЙ