Текст: Анжелика Авижас

Селебрити-менеджер Брайан Эпстайн выбрал дорогу славы по наитию. Он причесал битлов для мировых концертов, пережил все скандальные и сердечные пики The Beаtles. Когда же ливерпульская четверка распалась, тридцатидвухлетний Брайан почему-то совсем потерял сон.

Брайан Эпстайн родился 19 сентября 1934 года в Ливерпуле. По удачливости и артистизму его сравнивают с импресарио Элвиса Пресли Томом Паркером.
По бескорыстию — ни с кем. Доля менеджера Эпстайна никогда не превышала 10-25% от прибыли, тогда как продюсеры других групп получали по 40-50%, а кое-кто считал нормальным класть в карман и все 90%.

Молодой розовощекий британец в приличном костюме с галстуком Брайан Эпстайн (Brian Epstein) в 1960-е годы раскрутил два семейных магазина грампластинок под маркой N.Е.М.S. (North End Music Stores) Ltd. Как ему взбрело в голову захотеть стать менеджером этих грубоватых парней в коже и джинсах «трубочкой» — Джона, Пола, Джорджа, Пита*, что-то там бренчащих и распевающих в ливерпульской «Пещере» (Cavern Club)? Не слишком ясно представляя, что должен делать менеджер рок-группы, Эпстайн решительно предложил битлам заключить с ним взаимовыгодный контракт.
Он был немного сумасброд, судя по началу истории. Судя по финалу — почти невероятно, но он влюбился в будущее Beatles. И несомненно, Эпстайн — лучший из менеджеров в музыкальном мире. С одной оговоркой Джона Леннона впоследствии: «Он нас слишком отлакировал для репортеров». И его же утверждением: «Он был пятым из нас».
Вообще, эта ветвь сомнений — зачем нужен был Эпстайн The Beatles — риторическая. После того как все с ними получилось стремительно и головокружительно, миссию менеджера отрицательно оценивают, лишь бы поспорить или задеть нетрадиционные взгляды Эпстайна на любовь.

Сердечный приступ
День, который признают стартовым для взлета Beatles, был субботним. Тогда, 28 октября 1961 года, в магазин N.Е.М.S. зашел некий Курт Раймонд Джонс и, обратившись к хозяину, спросил пластинку My Bonnie группы Beatles, выпущенную в ФРГ. Эпстайн был раздосадован, его музыкальный магазин имел репутацию первого в Ливерпуле, но о My Bonnie прежде он ничего не слышал. Узнав, что Beatles — ливерпульцы, Брайан принялся расспрашивать сотрудников, что это за группа. Ответ его поразил. Выяснилось, что битлы — эти «неряхи», по мнению персонала, — чуть ли не ежедневно забегают
в N.Е.М.S. поглазеть на пластинки, но ничего не покупают.
— Хм-м, — Брайан призадумался. — Где-где они выступают? В двух шагах от моего дома? Ага…
Ближайшим вечерком он уже толкался среди публики в Cavern Club несколько ошарашенный: «Там было темно, сыро и душно, и я тут же пожалел о своем решении. Грохот стоял ужасный. Усилители извергали преимущественно американские боевики. Потом на сцене появились Beatles. Они выглядели не слишком аккуратно. Во время игры курили, ели, болтали между собой. Они делали все, что им вздумается, вели себя так, будто хотят подраться. Иногда поворачивались спиной к зрителям, иногда кричали на них, хохотали над собственными шутками. Но все это отступало перед будоражащим действием, которое они оказывали на публику. Казалось, они обладают каким-то магнетизмом. Я был просто очарован».
Брайан нырнул за сцену, объяснил, что хочет послушать пластинку My Bonnie. А через месяц он подписал с битлами контракт, организовал N.Е.М.S. Enterprises Ltd., чтобы всерьез приступить к устройству концертов The Beatles и выпуску пластинок с их записями.
Поговаривают, Брайан рискнул пуститься во все тяжкие с битлами по одной простой причине — влюбился в Джона Леннона. Другие импульсы и амбиции вроде были для него не так важны. Неужели?!

К Эпстайну от гангстеров
Нельзя сказать, что Брайан стал единственным шансом к подъему битлов на верхние строчки британских хит-парадов, где в то время воцарились Shadows и Клифф Ричард. К моменту знакомства с Эпстайном, располагающим кое-какими солидными связями со звукозаписывающими британскими брендами, The Beatles уже нашел пусть сырой, но свой стиль игры. Все подражали модным Shadows, только не задиристая четверка.
До появления Эпстайна битлов уже закалил Гамбург. Позеры и teddy boys (хулиганы) в Ливерпуле, в Гамбурге они попробовали наркотики, экзальтацию. Снос крыши поощрялся заказчиками. Леннон вспоминает об этих чокнутых гастролях в гамбургской «Индре»: «Мы ненавидели владельцев клуба до такой степени, что скакали по сцене до тех пор, пока не проламывали ее. Это кончалось тем, что мы должны были прыгать по самому залу. Пол играл What I Say (популярная песня) по часу и больше. Гангстеры приходили в клуб потому, что, в сущности, они и контролировали все это. Они же посылали нам шампанское на сцену, хотя это нас убивало. Они говорили: «Выпейте это, а затем играйте What I Say». И мы должны были это делать в любое время дня и ночи. Даже если они приходили в шесть утра, а мы к тому времени уже играли семь часов, все равно мы должны были их слушаться. Я чувствовал себя так мерзко, что ложился за роялем, пока остальные ребята играли. Иногда мы выходили на сцену, одетые только до пояса и с сиденьями от унитазов на шее».
И в Гамбурге, и в Ливерпуле у битлов завелись своя публика, друзья — сплошь из художников и меломанов, но эта замкнутая дорожка между двумя городами их замучила. Леннон признается: «Незадолго до встречи с Эпстайном нас охватило огромное разочарование из-за невозможности вырваться из заколдованного круга игры в ливерпульских и гамбургских клубах и ресторанах».
Эпстайн включил у Beatles «второе дыхание» и сам задышал по-новому, ибо прежде его держали за неудачника.

Из перевернутой жизни
Брайан воспитывался в респектабельной еврейской семье, постоянно отклоняясь от ее традиционных вкусов. Как и все битлы, он рос прежде всего вместе с Ливерпулем, среди портовых улочек, смога пополам с мазутом, среди ирландцев, негров, китайцев, в рабочем развязном гуле и ритме кантри, блюзов, рок-н-ролла, фолка, танцев на палубах и в трюмах. В закопченном Ливерпуле не было ничего огромного, в этом чреве северной Англии люди варились, кипели, а горе заглушали крепкими шутками.
Родители (Гарри и Куини Эпстайны), приличные люди, владевшие сетью магазинов мебели, музыкальных инструментов и грампластинок, отчаялись устраивать своего непутевого отпрыска в нормальные учебные заведения. Брайана семь раз выдворяли из школ.
— Этот мальчик ни в чем не успевает, у него нет талантов, — раздраженно шипели вслед учителя.
Первый раз Брайана отчислили из колледжа за непристойные рисунки в десятилетнем возрасте. В пятнадцать его удалость пристроить в Рекин, школу в Шропшире, где Брайан увлекся театром. Но потом из Рекина Гарри с Куини получили письмо, в котором мальчик сообщал: «Я понимаю, что вам это может не понравиться, но я решил оставить школу и стать модельером». В шестнадцать Брайан окончательно бросил учебу, не сдав ни одного обязательного экзамена.
В гневе отец отправил его пылиться за прилавок семейного магазина на Уолтон Роуд. В ужасе Брайан не мог справиться с обязанностями продавца, но тут, слава богу, пришла благословенная повестка в армию. Служба в Лондоне для восемнадцатилетнего балбеса завершилась очередным скандалом. Брайан раздобыл где-то офицерский мундир и, принарядившись, отправлялся в нем на свои love story по пабам. Семье Эпстайнов пришлось призвать на подмогу адвоката, чтобы вызволить из-под трибунала арестованного сынишку.
Пожурив его после этой истории, родители доверили провинившемуся армейцу руководство отделом в мебельном магазине. Наконец-то они вздохнули спокойно: дело у Брайана спорилось, магазин привлекал покупателей, доходы росли. Впрочем, этот антракт длился не слишком долго. Как-то в одном из баров Брайан познакомился с восходящей звездой подмостков Брайаном Беффордом. Не прошло и месяца со дня этой встречи, как наследник добропорядочной семьи Эпстайнов стал слушателем блистательной Королевской Академии драматического искусства в Лондоне. Актерскую профессию Брайан осваивал с завидным усердием, успел принять участие в «Роял Шекспир Компани» в Стратфорде. Его избыточная эмоциональность несколько смущала преподавателей, а так они признавали, что талант у молодого Эпстайна, нет сомнения, имеется.
В Академии Брайан выдержал три семестра, мог бы и четвертый, если бы его опять не затянуло в авантюру, получившую публичную огласку, и если бы он сам до предела не разочаровался в жизни актеров. «Они ужасны, — сообщал он позднее в автобиографии, — и я думаю, нигде больше нет ни таких фальшивых отношений, ни такого грандиозного лицемерия, достигающего вершин искусства».
Вернувшись в Ливерпуль и возглавив отдел в новеньком N.Е.М.S. на Грейг Шарлот-стрит, Брайан вновь принялся оправдывать надежды родителей. Из крохотной секции грампластинок он вырастил большой магазин, за ним другой, оба признали лучшими музыкальными на севере Англии.
Когда в июле 1961 года в Ливерпуле начался выпуск газеты Mersey Beat, Эпстайн взялся составлять для нее хит-парады. Вскоре в молодежных кругах к его мнению начали прислушиваться. Меж тем к рок-н-роллу Брайан был равнодушен, предпочитал слушать классику, особенно ценил Яна Сибелиуса, а рейтинги — это была, так сказать, просто коммерция.
Если бы не тяжкий гнет Ливерпуля — у Брайана этот портовый город всегда вызывал мрачнейшую депрессию, — он, возможно, не метался бы по общественным туалетам, не искал бы странных встреч и не расслышал бы среди случайных аккордов зов будущего по имени Beatles. По мемуарам знакомых, Брайан мог быть несчастным, инфантильным, обходительным, ледяным, порой был страшно молчалив. В него никто, кажется, не верил, кроме Гарри и Куини. Его личная жизнь была пестрой и случайной.

«У них нет слуха...»
— Мистер Эпстайн! — Дик Роу, директор лондонской студии «Декка», хрустел, недоумевая, плечами, прослушав битлов живьем. — Или вы нас принимаете за идиотов, или за бездельников! У них нет музыкального слуха, да и на инструментах они играют довольно плохо. Их пластинки просто никто не купит!
— Запомните. Пройдет несколько лет, и мой ансамбль будет популярен во всем мире! — выдохнул Брайан в ответ.
— Ха-ха, — усмехнулся Роу. — Поверьте, мистер Эпстайн, ни одна песня в исполнении вашего ансамбля не будет продана ни на одной выставке пластинок. Слава богу, мы покупателей знаем лучше вас. У вас есть хороший магазин в Ливерпуле. Вот и оставайтесь в своем магазине. И ради бога, не ищите приключений.
В начале 1962 года Эпстайну приходилось съедать не морщась подобные реплики. Но уже через девять месяцев битлы заняли 17-е место в национальном хит-параде Великобритании** с альбомом Love Me Do («Люби меня») / P. S. I Love You («Я люблю тебя»). А еще через год миллионы заболели этой удивительной битломанией.

В 2003 году ливерпульский дом Эпстайна купили за 35 тысяч фунтов стерлингов Даррен Макленнан и Иэн Куигг. Они хотели устроить в нем детсад, но, узнав от соседей о его бывшем владельце, превратили дом в гостиницу — в традиционный британский bed and breakfast. Незадолго до открытия хозяева получили кучу заявок на проживание в Epstein.

Деловые подходы
С виду план продвижения группы, предложенный Брайаном, был незатейлив. В первую очередь он занялся имиджем парней, которых распирало от музыкальных идей. И кажется, ориентировался он на преуспевающих Shadows. Те выступали в аккуратных серых костюмчиках, сочетая респектабельный вид с выпендрежем в песнях. Битлам Брайан купил темные узкие костюмы с бархатными воротничками. Ворча что-то про скафандры, они облачились в новую спецодежду, завязали галстуки. Против лоска яростнее остальных выступал Джон, Брайан нашел поддержку у Пола, которому было не все равно, что люди скажут. С прическами делать ничего не пришлось, вариант, некогда придуманный в Гамбурге, смотрелся вполне прилично для атаки на британскую публику.
Когда из битлов получились отличные пай-мальчики, Брайан приступил ко второй части плана — поискам достойного продюсера для своих ливерпульских сокровищ. Выбор случайно пал на Джорджа Мартина — аранжировщика, искателя талантов из Parlophone, дочерней фирмы британской граммофонной компании IMA. Сам Мартин успешно записывал юмористические пластинки, сотрудничая с известными комиками. К моменту встречи с ним в мае 1962 г. Брайан безрезультатно обил пороги множества известных студий грамзаписи. Мартин в это самое время мечтал о раскрутке своего рок-н-ролльного главаря, полагая, что «стоит найти хорошую группу или певца, которых охотно покупает публика, и все, что нужно делать в дальнейшем, — это отыскивать им новые песни. С юмором же каждый раз нужно начинать все сначала».
Удачное стечение обстоятельств началось с того, что Мартин, прослушав записи группы, в восторг не пришел. Брайан был настойчив, он привез битлов в Parlophone на пробу.
«Когда я увидел их, — вспоминает Джордж Мартин, — то изменил свое мнение — они были отличны. Но я продолжал считать, что их песни никуда не годятся. Однако я предложил им договор, так как думал использовать Beatles как разогревающий ансамбль для какого-нибудь известного певца вроде Shadows для Клиффа Ричарда. Я отчаянно хотел своего Клиффа Ричарда. Поэтому я изучал их, отыскивая возможность сделать одного певцом, а остальных — сопровождающей командой. Но вскоре я понял, что ничего из этого не получится».
Мартин чудно играл на рояле и гобое. Он был старше битлов на поколение, что не помешало ему влиться в команду и в дальнейшем принять непосредственное участие в записи нескольких пластинок. Через Мартина Эпстайн сумел пробиться к нужным людям (на радио-, телеканалах, студиях), чтобы ускорить продвижение Beatles.
Случались ли у Брайана просчеты в работе? Вероятно. Например, ему не понравилось желание Джорджа, Джона и Пола пригласить четвертым в квартет Ринго Старра, бас-гитариста из «Харрикейнс». Ринго потом написал о недовольстве Эпстайна: «Брайан считал меня недостаточно представительным. Кому нужен тощий, облезлый кот?»

Please, please
— Please, Please Me! («Пожалуйста, обрадуй меня!») Да, эта песня выйдет на первое место по популярности. Это самая заводная вещь из всех, которые я когда-либо слышал! — потрясенный Дик Джеймс, композитор и издатель музыкальной литературы, чуть не упал со стула, когда Брайан поставил ему второй сингл, записанный битлами 26 ноября 1962 года, сразу за Love Me Do.
Битлы уже входили в силу и грозили войти в моду. Дик Джеймс, обладавший тонким чутьем, тотчас в них влюбился и организовал эфир в телешоу «Поздравляем с успехом!», транслировавшемся из Лондона на всю Великобританию. Он стал третьим спутником Beatles наряду с Мартином и Брайаном, издав впоследствии все их альбомы и получив за свои труды сполна — 50% прибыли от продаж.
После телешоу битлы враз потеснили Клиффа Ричарда. В апреле 1963 года по каналам прокатилась их песня From Me To You («От меня тебе»), с их концертов зрители пытались утащить себе что-нибудь на память вроде пуговиц и лоскутков рубашек, вокруг них разжигались споры: кто они — боги или простофили? Джон Леннон был вынужден загримироваться, чтобы навестить жену Синтию и своего первенца Джулиана. Сезон охоты на Beatles был открыт, на битлах начинали срывать ва-банк те, кто прежде указывал Эпстайну с его группой на дверь, тот же Дик Роу и многие другие.
Битломания охватила различные слои общества, за или против битлов предлагали высказываться политикам. Тем, кто посчитал ливерпульцев дутыми героями, яростно отвечали поклонники. Например, журнал «Челлендж» парировал: «Лучше такие герои, чем премьер-министр, который нам твердит, что провел годы среди горняков, а в высших кругах вынужден говорить, что годами стрелял вальдшнепов в вересковых зарослях над угольными пластами вместе с другими лордами».
Наверное, Эпстайн потирал руки, протирал глаза — то была счастливая бессонница, безумная, невероятная жизнь. Вокруг Земли летали строчки «четырехголового Орфея»***.

За океан любви
Эпстайн безоговорочно верил в триумф битлов, но и он не ожидал масштабов истерики и драмы. Битлы бросали вызовы, невзирая на лица: битлов вызывали аплодисментами, рыданиями, воплями — по-всякому.
4 ноября 1963 года в Театре Принца Уэльского состоялось «Роял Вэрайэти Шоу» — грандиознейшее в мире. Окидывая взглядом знать, которая льстиво копировала жесты королевы, Леннон повернулся к галерке:
— Вы — наши! Хлопайте дальше! А вот вы — обратился он к партеру — лучше трясите драгоценностями!
Этими из ряда вон выходящими ситуациями и процессами Эпстайн не владел, не управлял, он работал менеджером группы на износ, а когда смотрел на Леннона, опускал глаза.
Стеклянные глаза, пересохшие губы... Они вытягивали энергию из себя, принимая амфетамины со времен игры в гамбургских клубах. Брайан тоже пристрастился к веселым таблеткам, чтобы лететь в одном ритме с битлами, или, точнее, с одним Джоном — какая разница, если полет удался, если всюду на гастролях от Японии до США они «сделали» всех звезд, если лететь выше вроде было невозможно — некуда.
Чтобы организовать подобный океан человеческой любви, чтобы парить над ним, Брайан совершал самые обычные менеджерские трюки, но с невероятным жаром.
Он добился, чтобы битлы заняли самые выгодные позиции: первый «Золотой диск», 11 раз Grammy, самая исполняемая в мире Yesterday и ее 1186 версий; на концерте в Маниле рекорд — 100 тысяч зрителей; простые брюки, которые носили Beatles, принесли Англии больше прибыли, чем автомобили «Роллс-Ройс».
В 1965 г. было объявлено, что «за выдающиеся заслуги в области культуры» и «за свой вклад в британскую экономику» Beatles удостоены орденов Британской империи (М.В.Е. — Member Of British Empire). Эпстайн был тронут, Леннон — вне себя, его уравняли с пэрами и лордами, чуть позже он сказал: «Есть люди, которые получили орден за то, что убивали людей. Думаю, что мы заслужили его больше». Ордена вручала королева Елизавета II. Отныне по британскому законодательству любому, кто физически посмел бы оскорбить Beatles, грозило отсечение руки. В 1969 году, протестуя против войны во Вьетнаме, Леннон вернул свой орден, прокомментировав: «Принятие М.В.Е. было моей большой ошибкой».
Ошибкой Эпстайна было зацикливаться на битлах, их выходках, образе жизни. Он пытался как-то справиться с этой страстью, пытался стать профессионалом для других, будучи менеджером Gerry and The Pacemakers, Billy J. Kramer and The Dakotas, Сильвии Блек. Он сумел стать совладельцем газеты Mersey Beat, музыкально-издательского агентства Northern Songs Ltd., которое приобрело права на публикации песен Леннона и Маккартни. По разным подсчетам, у него было состояние то ли 7 миллионов фунтов стерлингов, то ли полмиллиона. У Эпстайна получилось начать карьеру режиссера, чьи эксперименты на сцене привлекли внимание известных критиков. Но он катастрофически утратил способность жить без битлов. Когда они занялись студийной работой, менеджер перестал быть им нужен.
Брайан начал угасать от душевной пустоты и бессонницы. 27 августа 1967 года произошла почти случайная смерть. Экспертиза установила, что ее причиной послужило снотворное, способное накапливаться в организме.
Известно, что за месяц до своей гибели Брайан потерял отца.
За год до этих трагических событий состоялся последний концерт битлов в Сан-Франциско, когда Брайан им был еще нужен.
Журналист Филипп Элвуд в рецензии писал: «Сан-Франциско, 29 августа 1966 года. Стоит прекрасная послеполуденная погода. Целый день светило солнце, и с Тихого океана дует теплый бриз. Кажется, что само небо считается с битлами, потому что в конце августа в Сан-Франциско дни бывают уже довольно холодными. Но сегодня прекрасный день для концерта под открытым небом…» Своеобразная эпитафия для менеджера The Beatles, который после концерта растерянно спрашивал за кулисами Элвуда: «Что мне теперь делать?
Что? Может, опять вернуться в школу?»

....................................................................................

*Пита Веста вскоре заменит в квартете Ринго Старр.

**Составлял хит-парады журнал New Musical Express.

***«Beatles — это четырехголовый Орфей», — удачное сравнение принадлежит британскому критику Джорджу Мели.