Джон Леннон: «В Гамбурге нам пришлось играть по многу часов подряд»

В Гамбурге мы перестали чувствовать себя учениками, мы научились выступать перед публикой».

 

Джон Леннон: «Постепенно у нас прибавлялось уверенности в себе. Иначе и быть не могло – у нас появился опыт, мы играли ночи напролет. Хорошо было и то, что нас слушали иностранцы. Нам приходилось стараться вовсю, вкладывать в игру сердце и душу, превосходить самих себя. В то время наши выступления были отличными. Мы работали и играли долгие часы – в таком возрасте иметь работу было здорово. В конце концов мы все стали прыгать по сцене. Пол мог играть “What'd I Say”, наверное, целых полтора часа».

Пол Маккартни: «Песня “What'd I Say” всегда заводила зрителей. Она была одной из лучших в нашем репертуаре. Все это напоминало попытку попасть в Книгу рекордов Гиннесса – мы соревновались, кто кого переиграет».

 

«Битлз» зажигают в ночном клубе Гамбурга

Пол Маккартни: «Гамбург открыл нам глаза. Мы приехали туда детьми, а уехали... постаревшими детьми!

Мы пережили секс‑шок, узнали девушек с Рипербана и девушек классом повыше, которые появлялись только в выходные и уходили к десяти часам, потому что немецкая полиция устраивала проверку документов. Были и другие девушки, в стиле Рипербана, исполнительницы стриптиза, и вдруг совершенно неожиданно выяснялось, что твоя подружка – стриптизерша. Если прежде в твоей жизни не было секса, то нынешнее положение вещей должно было тебя полностью устраивать. Ведь здесь всегда можно было найти готовую просветить тебя подружку. Так мы прошли секс-крещение огнем. Секса там было в избытке, а мы словно с цепи сорвались.

Мы нашли магазин, где продавали кожаные куртки, каких не было ни у кого в Ливерпуле, и это было здорово. Мы предвкушали, как будем выглядеть, когда вернемся домой.

После Гамбурга наши дела складывались не слишком удачно. Все нуждались в отдыхе. Я ждал, что все будут созваниваться со мной, обсуждать, как быть дальше, но на западном фронте перемен не предвиделось. Никто из нас не звонил друг другу, я был не столько удручен, сколько озадачен этим и гадал, сколько все это продлится и кончится ли когда-нибудь.

Я стал работать на заводе электрических катушек «Масси и Коггинс». Отец велел мне найти работу. Я говорил: «У меня уже есть работа, я играю в группе». Но после нескольких недель безделья отец заявил: «Нет, ты должен найти настоящую работу». Он буквально вытолкал меня из дома: «Не найдешь работу – можешь не возвращаться». Поэтому я пришел в бюро найма и спросил: «Можно ли получить работу? Подыщите мне хоть какую-нибудь. Я готов взяться за первое попавшееся дело». Для начала мне предложили подметать двор «Масси и Коггинса». Я согласился.

Я пришел на завод, но кадровик сказал: «Принять тебя уборщиком мы не можем – ты способен на большее». И меня взяли в мастерскую, решив, что у меня есть перспективы роста. Конечно, мной остались недовольны – я не слишком хорошо наматывал катушки.

 

Пол Маккартни: Однажды Джон и Джордж вызвали меня во двор, который я должен был подметать, и сказали, что мы выступаем в клубе «Кэверн». Я отказался: «Здесь мне дали постоянную работу, мне платят семь фунтов четырнадцать шиллингов в неделю. Меня учат. Это здорово, о большем я не мечтаю». Я не шутил. Но, несмотря на то что в ушах у меня по-прежнему звучали отцовские предостережения, я подумал: «К черту! Я не могу всю жизнь проторчать здесь». Я перелез через стену и больше ни разу не появлялся на заводе. И, как вскоре выяснилось, правильно сделал».

Джордж Харрисон: «Нам устроили выступление. Аллан Уильямс свел нас с неким Бобом Вулером, конферансье из дансинга. Он послушал нас и заказал афишу: «Прямо из Гамбурга – “Битлз”. Может быть, мы выглядели как немцы, ведь мы отличались от всех своими кожаными куртками. Мы выглядели нестандартно и играли по-своему. Успех был огромным».

  

Джордж Харрисон: «мы отличались от всех своими кожаными куртками».

Пол Маккартни: «Все мы оделись в черное, привезенное из Гамбурга. Ливерпульские девушки постоянно спрашивали нас: «Вы немцы?» Или говорили: «Я слышала, что вы из Гамбурга».

Джон Леннон: «Внезапно мы стали популярными. Хотя семьдесят процентов слушателей считали, что мы немцы, нас это не заботило. Даже в Ливерпуле мало кто знал, что мы здешние. Все думали, что мы из Гамбурга, и удивлялись: «А они здорово говорят по-английски!» Еще бы, ведь мы родились в Англии!

Так начиналась битломания

Часть 3: Первые хиты.